Мэр Савельев — о ночных сменах, дорогах, тарифах и том, как горожанам не потеряться между стримами и реальностью
О.: Константин Ильич, начну с самой обсуждаемой у нас в редакции новости. Любительская гонка на набережной: маршрут, как по телевизору, трансляция без монтажа, толпы зрителей, прямые эфиры, сравнения с большими европейскими марафонами и футбольными матчами — вплоть до «Барселона – Челси» и «Интер – Милан». Для кого-то это праздник, для кого-то — перекрытые улицы и шум до ночи. Вы сами как оцениваете этот формат городских событий?
С.: Я, во‑первых, рад, что мы вообще можем обсуждать любительскую гонку как событие городского масштаба. Ещё пять–семь лет назад максимум, на что хватало, — это забеги по парку на пару сотен человек. Сейчас мы говорим о тысячах участников, о живой трансляции, о том, что люди сравнивают нашу набережную с картинкой европейских дерби. Это показатель того, что город взрослеет, учится смотреть на себя со стороны. Но вы правы: для части жителей это неудобство. И это тот баланс, который городская власть обязана искать. Мы не можем превратить центр в бесконечную фан‑зону, как иногда бывает в европейских столицах во время больших матчей или Кубка России по футболу в наших городах‑хозяевах. У нас есть жители, которым в воскресенье нужно просто доехать до работы или отвезти ребёнка к бабушке. Поэтому задача — не просто «делать праздник», а управлять его побочными эффектами. В этом году мы впервые протестировали гибкий график перекрытий, информирование через навигаторы и SMS‑рассылки для тех, кто живёт в зоне маршрута. Часть решений сработала, часть — нет. Я не буду делать вид, что все довольны. Но у нас есть конкретные данные по трафику, по жалобам, по количеству обращений на горячую линию. На их основе мы будем корректировать регламент. Если проводить футбольную аналогию, которую так любят горожане: нельзя играть только в атаку. Нужна оборона — в виде транспортной логистики, и нужна «середина поля» — диалог с жителями. Иначе это будет красивая картинка для стрима и очень нервный день для тех, кто на этой картинке живёт.
О.: Раз уж вы заговорили о работе по выходным. У нас была заметка «Ночная смена горожан» — о людях, которые работают ночью: курьеры, операторы кол‑центров, врачи, сотрудники ТЭЦ. В трендах поисков — футбольные матчи, сериалы вроде «Очень странные дела», которые люди смотрят запоем по ночам. Впечатление, что город всё больше живёт «смещёнными» часами. Ваша администрация вообще учитывает жизнь тех, кто не живёт по классическому графику «с девяти до шести»?
С.: Это очень точное наблюдение. Город давно перестал быть синхронным. Если раньше у нас был условный общий ритм — заводская смена, общественный транспорт под неё, вечерние программы по телевидению, — то сейчас ритмов несколько. Кто‑то живёт по московскому времени, работая удалённо, кто‑то — по европейскому, торгуя на биржах «Барселоны» или Лондона, кто‑то — по «ночному Netflix», когда новый сезон выходит в час ночи, и люди сознательно сдвигают себе сон. Для нас это не социологическая экзотика, а вполне практическая тема. Ночная экономика — это и безопасность, и транспорт, и медицина, и шумовые режимы. Если по‑честному, городское хозяйство пока в большей степени заточено под «дневных». Но мы начали менять подход. Например, ночные транспортные маршруты мы уже проектируем не абстрактно «по карте», а по реальным данным операторов такси и доставок — где скапливаются заказы, какие районы между собой связаны ночью. Есть ещё важный человеческий аспект. Ночные работники зачастую остаются вне поля социальных сервисов: кружки ребёнка закрыты, когда родитель свободен, МФЦ не работает, врач по месту жительства принимает в неудобное время. Поэтому мы сейчас обсуждаем пилот с «перевёрнутым графиком» для части муниципальных услуг — один–два дня в неделю, когда, условно, МФЦ работает до полуночи. Это не про поощрение ночного образа жизни, а про признание факта: эти люди — такие же жители, и их время не менее ценно.
О.: Ещё одна большая тема недели — «Инвестиционный коридор в М начался с объездной дороги». Звучит красиво, но горожане спрашивают довольно прямолинейно: «Опять дорога в поле ради инвесторов? А нам — пробки и выезд из двора по полчаса». При этом в трендах — «Гвинея‑Бисау», «Вильярреал», какие‑то экзотические для большинства названия: люди читают про чужие страны, сравнивают, где дороги лучше, где хуже. Можете по‑человечески объяснить, зачем городу этот «инвестиционный коридор» и что он даст именно жителям, а не абстрактным бизнес‑партнёрам?
С.: Я понимаю скепсис. Когда люди слышат слово «коридор», им представляется что‑то очень абстрактное, а когда видят технику под окнами — это уже не абстракция. Но смысл в том, что мы пытаемся перестать быть городом, через который все просто проезжают. Сейчас значительная часть грузового и транзитного потока идёт через наши жилые районы. Это как если бы в сериале «Очень странные дела» портал в другое измерение открывался не в заброшенной лаборатории, а прямо в подъезде: красиво для сюжета, но жить там невозможно. Объездная дорога — это попытка вывести этот «портал» за пределы жилой застройки и одновременно связать промзону, логистические центры и будущие площадки под технопарки в одну логичную схему. Инвестиционный коридор — это не только асфальт. Это инженерные сети, связи с железной дорогой, доступность для общественного транспорта и, что важно, понятные для бизнеса правила игры. Когда к нам приходит компания — неважно, делает ли она комплектующие для автопрома или софт для футбольных клубов уровня «Интер» или «Барселона», — первый вопрос: «Как наши сотрудники будут добираться? Как мы будем вывозить продукцию?» Если на эти вопросы нет ответа, они идут туда, где ответ есть. Для жителей это выльется в две вещи. Первая — постепенное снижение тяжёлого транзита внутри города. Не за один день, но с чётким планом перенастройки схем движения. Вторая — рабочие места. Не абстрактные «инвестиции», а конкретные вакансии с налогооблагаемой базой, которая остаётся у нас. Это деньги на те же дороги во дворах, школы, поликлиники. В этом смысле дорога в поле — это попытка сделать так, чтобы наши дети не уезжали в условный «Вильярреал» только потому, что там завод платит больше.
О.: В другом материале мы писали про то, как «в подвал ушли фотосалоны, вернулись стримеры с подработкой». Вчерашние фотомастера теперь либо закрываются, либо становятся техниками для блогеров и стримеров. Подростки зарабатывают на трансляциях игр — от футбольных симуляторов до обсуждений того же «5 сезона “Очень странных дел”». Город это пока наблюдает со стороны. Есть ли у вас представление, как управлять этой новой «цифровой подземкой»? И нужно ли вообще вмешиваться?
С.: Управлять — плохое слово в данном контексте. Я бы сказал — понимать и создавать рамки. Стриминг, блогинг, любительский медиа‑контент — это не маргинальное хобби, а значимая часть городской экономики и культуры. Это такие же рабочие места, как фотосалоны десять лет назад. Разница в том, что фотосалон видно на углу улицы, а стримера — нет, он сидит в подвале или на кухне. Опасность в том, что вместе с новыми возможностями приходят и новые риски: от банального шума по ночам в жилых домах до финансовых пирамид под видом «киберспортивных инвестиций». Мы уже видим истории, когда подростки, вдохновлённые матчами уровня «Челси – Барселона», лезут в сомнительные ставки якобы «на киберспорт». Что может и должен делать город? Первое — инфраструктура. Коворкинги, медиапространства, где можно легально и безопасно вести съёмку, стриминг, монтировать контент, не мешая соседям. Мы сейчас обсуждаем создание сети таких площадок на базе библиотек и домов культуры. Это не про цензуру, а про то, чтобы дать альтернативу подвалам. Второе — просвещение. Вместе с университетами и IT‑компаниями мы готовим программу цифровой грамотности для подростков и их родителей: как отличить нормальную киберспортивную лигу от мошенников, что такое авторские права, как оформлять самозанятость, если ты зарабатываешь стримами. Третье — диалог с платформами. Мы не можем регулировать глобальные сервисы, но можем договариваться о локальных инициативах: поддержке городских проектов, прозрачности статистики по аудитории, совместных образовательных мероприятиях. Город должен быть не сторонним наблюдателем, а партнёром в этой истории.
О.: Перейдём к более тревожной новости — «Подозрение на инфекцию». Наши читатели реагируют очень нервно: память о пандемии свежа, в трендах снова всплывают запросы про африканские страны вроде Гвинеи‑Бисау, где фиксируются вспышки редких болезней. Кто‑то боится, кто‑то устал от страха и говорит: «Только не поворачивайте город снова в режим тотального контроля». Как вы для себя ставите границу между необходимыми мерами и избыточным давлением на горожан?
С.: Граница проходит там, где заканчивается здравый смысл и начинается имитация деятельности. У нас у всех свежа память о том, как легко можно перегнуть палку. Но и другая крайность — игнорирование рисков — тоже неприемлема. По текущему эпизоду: мы действуем строго по рекомендациям санитарных властей. Есть чёткий протокол — выявление, изоляция, наблюдение, информирование. Никаких «секретных» решений, которые принимаются кулуарно. Я дал поручение: вся информация, которая поступает в оперштаб, должна в максимально возможном объёме — с учётом медицинской тайны — публиковаться на городском портале и в официальных соцсетях. Очень важно не подменять профессиональные решения политическими. Если Роспотребнадзор говорит: «Нужно временно ограничить массовые мероприятия в закрытых помещениях», — мы это делаем, даже если это непопулярно. Но мы не должны по собственной инициативе придумывать дополнительные запреты «на всякий случай», чтобы показать свою важность. Есть ещё один аспект — доверие. Если мы один раз «перестрахуемся» так, что это разрушит людям планы без серьёзных оснований, в следующий раз нам просто не поверят, даже если угроза будет реальной. Поэтому я всегда прошу врачей и эпидемиологов говорить простым языком и отдельно объяснять, чего делать не надо. Например, нет смысла скупать маски, если речь идёт о заболевании с другим путём передачи. И последнее: мир стал очень связанным. То, что происходит в Гвинее‑Бисау или в любом другом регионе, может коснуться нас гораздо быстрее, чем раньше. Это реальность. Но это не значит, что всем нужно жить в режиме тревожного сериала. Наша задача — выстроить систему, в которой профессионалы спокойно делают свою работу, а горожане получают честную информацию и понятные рекомендации.
О.: На другом полюсе от тревог — вдохновение. Материал о том, как «Комета 3I Atlas помогает горожанам временно отложить ленту», стал неожиданным хитом: люди массово выходили во дворы, выключали сериалы, откладывали телефоны, чтобы посмотреть в небо. При этом в поиске по‑прежнему лидируют запросы про «5 сезон “Очень странных дел”», футбольные матчи, новости шоу‑бизнеса. Город может как‑то поддержать вот эту «паузу от ленты» или это разовый флешмоб, который сам собой случился и сам собой закончится?
С.: Я бы очень не хотел, чтобы это осталось разовым эпизодом. История с кометой показала, что людям нужно живое, совместное переживание реальности, а не только сериала или матча по телевизору. Смотрите, в тот же вечер, когда комета была на пике видимости, у нас шёл важный футбольный матч, и рейтинги трансляций были высокие. Но одновременно в парках и на набережной были сотни людей, которые смотрели в небо. Они не отвернулись от культуры массовых развлечений, они просто на пару часов выбрали другой опыт. Город может и должен создавать условия для таких опытов. Это не обязательно астрономия. Это ночные экскурсии, открытые лекции, уличные концерты, показы фильмов под открытым небом. Главное — чтобы это не превращалось в очередную «обязаловку» с официальными речами. Наша роль — обеспечить безопасность, инфраструктуру, информационную поддержку и не мешать людям самим наполнять эти события содержанием. Мы сейчас с культурным департаментом обсуждаем программу «Ночное окно»: несколько раз в месяц в разных районах города будут проходить небольшие вечерние и ночные мероприятия — от наблюдений за небом с телескопами до чтения пьес на стадионах, когда там нет матчей. Это не конкуренция сериалам или футболу, это альтернатива. Как в хорошем сериале: важно не только, что вы смотрите, но и с кем вы это разделяете.
О.: И наконец, тема, которая, кажется, волнует всех без исключения — «Тарифы взлетают, городские маршруты продолжают идти пешком». Люди видят рост цен на проезд, сравнивают с тем, сколько стоит билет на футбол или подписка на стриминг, и спрашивают: «Почему за полтора часа на автобусе до работы я плачу как за вечерний матч “Интер – Милан”?» Что вы можете им ответить?
С.: Я бы тоже хотел, чтобы тарифы не росли. Но притворяться, что можно удерживать цены на уровне десять лет назад, было бы нечестно. У нас выросла себестоимость перевозок — топливо, запчасти, зарплаты водителей. Если мы искусственно замораживаем тарифы, мы либо накапливаем долги у перевозчиков, либо режем маршруты и ухудшаем качество. Важно другое: рост тарифа должен быть связан с ростом качества и прозрачности. Сейчас мы переходим на модель, когда город платит перевозчику не за проданный билет, а за выполненный километраж и соблюдение расписания. Это позволяет требовать от него адекватного сервиса. Параллельно мы расширяем систему льгот и абонементов. Поездка в одну сторону может казаться дорогой, но если человек покупает месячный или квартальный проездной, стоимость одной поездки существенно снижается. Я понимаю, что сравнение с футболом здесь не случайно. Люди видят, сколько стоит билет на топ‑матч или подписка на спортивный пакет, и переносят эту логику на транспорт: «Если я плачу больше, значит, должен ехать как минимум в комфортном, чистом автобусе, без толкучки». И это справедливое ожидание. Мы не можем обещать, что завтра весь парк станет как в лучших европейских городах, но мы можем и должны задавать планку и измерять прогресс: количество новых машин, доля низкопольного транспорта, соблюдение интервалов. Есть ещё один важный момент — честность. Если мы повышаем тариф, мы обязаны объяснить, на что конкретно пойдут эти деньги. Не общими словами «на развитие транспорта», а по‑пунктно: столько‑то на обновление подвижного состава, столько‑то на систему безналичной оплаты, столько‑то на ночные маршруты. И потом отчитаться, что это сделано. Только так можно рассчитывать на понимание горожан. В идеале поездка на работу не должна восприниматься как наказание, за которое ещё и дорого берут. Это базовый городской сервис. И наша задача — шаг за шагом сделать так, чтобы сравнение с билетом на большой матч было не только по цене, но и по уровню организации.
О.: Если подводить итог недели: у нас любительские гонки, которые превращаются в большое шоу; ночные смены и стримеры, которые меняют ритм города; объездные дороги ради инвестиций; тревоги по поводу инфекций; кометы, которые вытаскивают людей из телефонов; рост тарифов, который всех злит. Горожане, судя по письмам, устали от ощущения, что живут в бесконечном сериале, где серии выходят чаще, чем успеваешь их осмысливать. Что вы им скажете как мэр — не как чиновник, а как человек, который тоже здесь живёт?
С.: Я скажу честно: у меня иногда такое же ощущение. Новости сменяют друг друга быстрее, чем мы успеваем реализовывать решения. Но город — не сериал и не футбольный сезон. Его нельзя поставить на паузу между четвёртым и пятым сезоном, чтобы «переварить сюжет». Люди живут здесь и сейчас, и наша ответственность — не в том, чтобы создать идеальный сценарий, а в том, чтобы каждый день делать этот город чуть более предсказуемым и понятным. Мне кажется важным вернуть себе право на нормальность. Не на героизм, не на бесконечные «исторические развилки», а на обычную человеческую жизнь: доехать до работы без приключений, погулять вечером без страха, сходить на матч или посмотреть сериал, посмотреть на комету или поучаствовать в забеге — по своему выбору, а не потому что так сложились обстоятельства. Со стороны власти это означает две вещи. Первая — меньше шоу, больше системной работы. Объездная дорога важнее, чем красивая картинка открытия. Вторая — больше уважения к времени и нервам людей. Если мы что‑то меняем — тариф, маршрут, формат мероприятия, — мы обязаны объяснить, зачем и как это отразится на повседневной жизни. Город М — не «Очень странные дела», хотя иногда так и кажется. Это наш общий дом. И мне бы хотелось, чтобы через пять–десять лет, оглядываясь назад, мы вспоминали не только громкие события и тренды поисковых запросов, но и то, как нам удалось сохранить здесь ощущение дома. Это задача, которую один мэр не решит. Но без мэра, который это понимает, её тоже не решить.