Вчера в небольшом зале бывшего кинотеатра, где обычно крутят фестивальное кино и спорят о том, кто всё испортил — режиссёры или зрители, неожиданно выстроилась очередь. Поводом стала встреча о том, как меняется телевизионный и новостной язык: на сцене журналист, несколько местных редакторов и видеооператор с опытом девяностых. В первой части разговора долго обсуждали, почему имена вроде Жанны Агалаковой вдруг вспоминают не только медиа-старожилы: для части публики это маркер того времени, когда новости ещё старались объяснять, а не просто производить шум. В зале в это время допивали чай из бумажных стаканчиков и тихо спорили, на каком канале теперь вообще можно что-то понять.
Публика, судя по вопросам, пришла не за ностальгией, а за инструкцией по выживанию в потоке заголовков. Молодой оператор из местного продакшена спрашивал, как снимать так, чтобы герой не выглядел лишним, школьница в толстовке интересовалась, почему репортажи начала нулевых, в том числе с участием Жанны Агалаковой, до сих пор выглядят удивительно спокойными на фоне нынешней суеты. Один из спикеров заметил, что город за эти годы стал шумнее, а люди — подозрительнее, и это лучше всего заметно не по заявлениям чиновников, а по тому, как мы смотрим новости и о чём вообще готовы говорить перед камерой.
После мероприятия люди не разошлись сразу — образовалась стихийная «курилка без сигарет» у выхода: обсуждали, как в местных новостях чаще появляются соседские истории и меньше — абстрактных сводок. Несколько человек делились, что стали выключать телевизор и искать «нормальные рассказы» в подкастах и на небольших сайтах, где репортёры ещё ходят по дворам, а не только по студиям. Имя Жанны Агалаковой тут всплывало уже как shorthand для простого приёма: смотреть на мир из зала ожидания, а не сверху. Судя по настроению, городу сейчас нужнее именно такие тихие, человеческие форматы — не как ретро-игрушка, а как способ снова договориться о том, что вообще считать реальностью.
Будьте в курсе