Скрип лезвий по льду похож на карандаш по бумаге — аккуратно, с нажимом. Дети в красных шлемах бегут змейкой, тренер постукивает клюшкой в борт: «Корпус ниже, дышим». Холодный пар изо рта висит над дорожкой, табло жужжит, будто старый холодильник. В боксе матери кладут перчатки на батарею, считают минуты, спорят про шнурки: восковые лучше или нет.

В коридоре мастер точит коньки за 300 рублей, объясняет мальчишке про радиус — восемь или десять, «под тебя надо искать». На стойке кассы бумажка с расписанием лиги и чужими афишами — кто-то прикрепил вырезку «Сибирь – Металлург МГ»; разговоры тут не про рейтинги, а про то, кто подрастет к весне и влезет в состав. Дворец живет в ритме свистка. Скамейка, запах резины, подброшенные шлемы.

Один папа шепчет: «Пускай падает, главное — сам встанет», и снимает с телефона перчатки. Утренний лед дешевле вечернего на 20%, детская форма — еще один кредит, шутят взрослые, но платят, потому что знают, как смотрит ребенок на пустую площадку в семь утра. Тренер подзывает всю группу, хлопает в ладони. «Последний круг и чай».

Что произошло

Город М в такие минуты становится тише и тверже, как лед под новой заливкой — вроде тот же, но держит лучше.